По смыслу обеих игр высшее командование Красной Армии совершенствовало в них свое умение наступать, а не обороняться.
П. Бобылев. Газета «Известия», 22 июня 1993 г.
1
Действия германских и советских генералов были почти зеркальным отражением друг друга. В Германии играли в те же игры — правда, с опережением в один месяц. Однако разрыв во времени в действиях советского и германского командования медленно сокращался.
29 ноября 1940 года в Берлине началась большая стратегическая игра на картах. Руководил игрой первый обер-квартирмейстер генерального штаба сухопутных войск генерал-майор Фридрих Паулюс. Отличие состояло в том, что в Москве проводилось две игры, в Берлине — одна, но она была разделена на три этапа.
Первый этап — вторжение германских войск на территорию СССР и приграничные сражения.
Второй этап — наступление германских войск до линии Минск — Киев.
Третий этап — завершение войны и разгром последних резервов Красной Армии, если таковые окажутся восточнее линии Минск — Киев.
После каждого этапа игры следовал разбор. Общий разбор всех этапов игры завершился 13 декабря 1940 года. Через 19 дней начались стратегические игры в Москве, вторая из которых, как мы теперь знаем, была успешно завершена 11 января 1941 года.
Историю пишут победители. Архивы вермахта были захвачены Красной Армией, и наши историки продемонстрировали всему миру агрессивную сущность германского империализма: вот какие у них были замыслы! А наши архивы были крепко заперты. Это давало возможность пропагандистам говорить, что советские генералы, адмиралы, маршалы и сам товарищ Сталин страдали миролюбием в тяжелой хронической форме. Это состояние «Военно-исторический журнал» (1990. № 1. С. 58) описывал так: «Советский Союз — мирный, еще не проснувшийся от своего пацифизма, несмотря на только что закончившуюся войну с Финляндией».
Миролюбие и пацифизм товарища Сталина и других товарищей вызывают сожаление и сочувствие, но при внимательном рассмотрении любой читатель мог обнаружить в рассказах ученых товарищей и великих героев почти неприметные шероховатости и нестыковки. Вот они-то и указывали на то, что не все было так, как нам сегодня рассказывают.
Пример. В 1980 году в издательстве «Наука» выходит в свет официальный труд «История советской военной мысли» (Коротков И. А. История советской военной мысли. М.: Наука, 1980), подготовленный Академией Наук СССР и Институтом военной истории Министерства обороны СССР. В этом труде на странице 142 сообщается:
В начале 1941 года были проведены две оперативно-стратегических игры на картах (с 2 по 6 января и с 8 по 11 января). Разыгрывался начальный период войны: вариант нападения «западных» и оборона «восточных».
Начиная с середины 1950-х годов звучало множество заявлений о том, что в январе 1941 года «восточные» отрабатывали приемы отражения агрессии «западных». Рассказам о нашем врожденном миролюбии мы привыкли верить на слово. Но следовало обратить внимание на совсем неприметный пустячок. Во всех официальных исследованиях речь шла о двух играх, а в мемуарах Жукова сообщается, что была только одна игра. Наши историки должны были указать Жукову на неточность или искать ошибку в своих исследованиях. Но они этого почему-то не делали.
Вот, например, академик Анфилов рассказал о том, что якобы имел несколько продолжительных бесед с Жуковым и что Жуков якобы сообщил ему множество интересных вещей о предвоенном периоде и о начале войны. Допустим. Сам Анфилов пишет о двух оперативно-стратегических играх (Анфилов В. А. Бессмертный подвиг. М.: Воениздат, 1971. С. 137). Разница во времени между выходом первого издания «Воспоминаний и размышлений» Жукова и книги Анфилова — два года. Получается, что почти одновременно маршал и академик сообщили миру разные версии одного события. По Анфилову были две игры, по Жукову — одна. И примерно в то же самое время маршал и академик встречаются, вместе пьют чай и беседуют о высоких материях. Вот бы академику Анфилову и воспользоваться моментом: Георгий Константинович, по моим сведениям, было две игры, а вы пишите об одной. Кто из нас прав? Давайте разберемся!
Да и Жукову не мешало бы сделать встречный шаг. Положение обязывало. Он — величайший полководец XX века, перед ним академик Анфилов — величайший эксперт в вопросах начального периода войны. Жукову следовало просто ради интереса прочитать книги Анфилова, а, прочитав, следовало выразить изумление: я помню только одну игру, а вы, уважаемый, пишите о двух. Один из нас заблуждается. Давайте вместе искать истину.
Но истину не искали — ни вместе, ни раздельно. Нестыковок в своих бессмертных творениях эти двое не замечали, и устранить их не спешили. Да почему же?
Потому, что расхождения были только в мелочах, а в главном оба врали об оборонительной направленности игры (или двух игр). И ни тому, ни другому, ни целой ватаге номенклатурных вралей не было резона вникать в детали и ворошить подробности.
Но вот прошли годы, и выплыли подробности тех игр, и оба они, величайший полководец и величайший исследователь начального периода войны, оказались в числе, мягко говоря, источников ложной информации.
Но архивным документам, при всей их пробивной силе, не проломить устоявшихся оценок и мнений. Через семь лет после того, как материалы стратегических игр были рассекречены, выступает мой давний оппонент, заместитель главного редактора «Красной звезды» полковник Мороз Виталий Иванович. Он привычно срамит меня и рассказывает читателям о том, что в Генеральном штабе РККА надо было бы на всякий случай проводить игры с наступательной направленностью, но их не проводили. Вместо этого на стратегических играх отрабатывались только варианты отражения агрессии (Красная звезда. 13 января 2000 г.).
Такое простительно было писать, когда архивы оставались недоступными. Но сведения о стратегических играх к тому моменту были давно опубликованы, и мы уже знали, что об обороне на тех играх никто даже и не заикался; отрабатывались только вопросы сокрушения Европы и установления кровавой коммунистической диктатуры на всем континенте. Но в «Красной звезде» об этом будто бы и не знали, и никто из читателей газеты не возмущался неосведомленностью центрального органа Министерства обороны России.
Прочитав заявление полковника Мороза, я ринулся писать ему письмо. Я хотел объяснить заместителю главного редактора центральной военной газеты, что он занимается промыванием мозгов своих читателей, да и сам является жертвой такого промывания. А потом сообразил, что тут имело место не многолетнее промывание мозгов, а как раз обратный процесс — загаживание мозгов (или как там этот процесс точнее по-русски называется).
Виталий Иванович, ниже я рассказываю о второй стратегической игре в том числе и для вас, а вы сами судите, в какие игры играли наши полководцы в январе 1941 года.
2
Из двух игр первая была решающей. «Разбор первой из них осуществлен на уровне высшего политического руководства страны.» (Генерал-майор В. Золотарев. Красная звезда. 27 декабря 1990 г.)
«Высшее политическое руководство страны» — это товарищ Сталин. Именно этот товарищ внимательно следил за ходом первой игры и убедился в том, что в Восточной Пруссии можно увязнуть. Потому сразу после первой игры Сталин принял решение: удар в Европу наносим не севернее Полесья, а южнее, то есть не из Белоруссии и Прибалтики, а с территории Украины и Молдавии.
Интересно посмотреть, как Жуков описывает разбор первой игры:
Ход игры докладывал начальник Генерального штаба генерал армии К. А. Мерецков. Когда он привел данные о соотношении сил сторон и преимуществе «синих» в начале игры, особенно в танках и авиации, И. В. Сталин, будучи раздосадован неудачей «красных», остановил его, заявив:
— Не забывайте, что на войне важно не только арифметическое большинство, но и искусство командиров и войск. (Воспоминания и размышления. С. 193.)
Рассказ Жукова можно понимать только так: Мерецков якобы докладывал Сталину, что у немцев и в игре, и в реальной жизни танков и самолетов больше, чем у нас. А Сталин якобы на это с досадой отвечал: сам знаю, но не это главное, не арифметическое большинство, а искусство командиров и войск.
Но не мог Мерецков говорить ничего подобного, как не мог Сталин так отвечать, ибо оба знали, что Красная Армия по количеству танков, самолетов и артиллерии превосходит армию Германии в несколько раз. И в реальной жизни, и в стратегической игре преимущество было на стороне Красной Армии. По условиям игры «Западные» имели 3512 танков и 3336 самолетов, а «Восточные» — 8811 танков и 5652 самолета. Потому не мог Мерецков докладывать Сталину о преимуществе «синих» в начале игры. И не был Сталин раздосадован неудачей «красных», ибо войска под руководством Павлова прорвали фронт Жукова в двух местах, окружили крупную группировку войск Жукова в районе Сувалки, и на двенадцатый день операции вели боевые действия на территории Восточной Пруссии в 110–120 километров западнее государственной границы СССР.
